Стоун & Илай Берриган
у дикой охоты — свод непреложных правил: нельзя отставать, не то в темноте оставят, нельзя вспоминать, откуда и кто ты есть

Прошлое делает нас теми, кто мы есть теперь: озлобленными или богобоязненными; упрямыми или мягкими; лживыми или за честность рвущими языки. Прошлое имеет значение, но оно, всё же, уходит, оно не должно иметь власти над будущим или отравлять разум до скончания дней. Прошлое — фундамент, а не пророчество. И забыв об этом — слишком легко захлебнуться тьмой в собственном сердце.

+1
ПрофильЛСE-mail
22019-06-14 12:27:22
СТОУН
дикая тварь из дикого леса
Стоун

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА
слуга Хэмиша Пэйтона, последний представитель рода Роу
0 золотых
Сообщений: 870Репутация: +101АКТИВЕН 29 МИНУТ
Шумела толпа. Стоун озирался испуганно. Город был иным и сильно отличался от него дома и ближайшей древни. Он пах иначе. Свежесть листвы тут сменилось зловонием улиц, множество красок сменилось грязными серыми разводами, тишина нарушаемая только животными и ветром была попрана людскими голосами, криками, цоканьем копыт и лаем собак. Мальчишка чувствовал как этот зловонный гигант душит его наложив свои черные руки. В ужасе он озирался ища мать, но той нигде не было. Видимо в толпе она не заметила, как сын отстал от нее засмотревшись на продавщицу бус. А может нарочно радовалась тому, что ребенок отстал и потерялся в этой толпе.
— "Она не бросила?" — лихорадочно думал мальчишка. Но вот впереди он увидел знакомое платье. Стоут потянул за подол платья, но развернувшаяся женщина не была его матерью.
— А ну пошел отсюда! — рыкнула она на маленького мальчишку приняв за карманника. Стоун отшатнулся налетел на кого-то еще.
Город был враждебен. Они скалился на лесного дикаря людскими лицами. Кричал на него через их рты.
Животный страх, привычный Стоуну с рождения, захватил душу. оступившись и налетев на еще одного человека он ринулся прочь. Он бежал не разбирая дороги, даже когда шумная толпа торговой площади осталась позади  мальчишка не останавливался. ему казалось, что из каждого проулка на него смотрят злые глаза. Хищно скалится невидимый властитель этого каменного мешка. Босые ноги царапало о камень мостовой, а непривычные пейзажи нагоняли ощущение пойманного в ловушку зверя.
Серость, серость, серость... Все одно и то же. Стоун не понимал, как люди могут жить здесь, что вынуждает их запирать себя в камни. ради какой выгоды? Ноги устали, сердце билось загнанно, а легкие рвало от бега. В этой серости, где не за что было зацепиться взгляду, он наконец увидел нечто знакомое. Родное. То от чего веяло прохладой леса, напоминающее о шуме ветра в кронах и ярким пятном бросавшееся в глаза. Словно ища спасения от этой серости, мальчишка ринулся туда, в сад. Он преодолел забор и спрыгнул вниз.
Затаился. Казалось, что нечто еще гонится, но в этой тише душе становилось спокойнее. Спустя пару минут он двинулся  глубь сада. Пусть близость деревьев его успокаивала, но он помнил сколько опасностей таил лес. Здесь же их наверняка еще больше. Оглядывался, словно вор, но даже это не смогло ему помочь. Выйдя на одну из тропинок он случайно наткнулся на человека. Мальчишка, года ни три четыре старше самого Стоуна, явно удивился гостю. Одетый в простецкую одежду из которой немного вырос, босой и взлохмаченный Стоун явно не вписывался в окружающие пейзажи. От бродяжки его отличала только чистота одежды и общая опрятность.
— Простите — сын егеря отшатнулся. Он даже не знал, за что извиняется, но уже выучил хорошо, что эти слова практически магически действуют на людей. Они сразу становятся спокойнее. Мальчик осматривался, ища пути к отступлению если незнакомец окажется агрессивен. Стоун надеялся, что на него махнут рукой. Ему не хотелось покидать тишину деревьев. Здесь он чувствовал себя спокойнее.

Adveniat Regnum Tuum. Когда-нибудь, непременно.
Я верую в это, Боже. И вера моя крепка.

+3
ПрофильЛСУдалить Редактировать
32019-06-16 13:24:41
ИЛАЙ БЕРРИГАН
malleus maleficarum
Илай Берриган

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА
инквизитор III ступени, Церковь Семерых
2300 золотых
Сообщений: 780Репутация: + +314
Последний визит:
2019-11-14 20:16:27
Церковь — мой дом.

Это Илай повторяет самому себе тогда, когда становится особенно тяжело: когда не может двинуться от усталости, весь измазанный песком и немного кровью, чаще — чужой; когда другие шепчутся за спиной, собираются в группы и он охотно остаётся один, прячась в тени садовых деревьев и роз; когда уезжает мама — и тоска усиливается во сто крат.

Илай знает, что служение Церкви — цель, которую для него выбрали Семеро. Это — благословение. Самое великое счастье его жизни, от которого невозможно отказаться, как невозможно отказаться от дыхания или собственной плоти. И всё же, Илай чувствует злость. Стоит матери уехать и эта обида разгорается с новой силой. Когда Илай видит её — лишённую руки, но не любви к нему и не собственной гордости, ему хочется обрушить гнев на отца. Спросить его, почему он допустил страдания матери.

Спросить, почему он продал собственного сына. За этой злостью Илай не чувствует всепрощения, что проповедует отец Галлахан и не чувствует освобождения от мирского. Всё меркнет пред яростью: плодородная почва, на которой должна вырасти преданность превращается в выжженную пламенем пустошь.

Эти мысли — камень на шее. Он настолько тяжёл, что вырывает Илая из реальности, заставляя погрузиться в себя так глубоко, что он не замечает ничего вокруг себя. Когда же кто-то врезается в него у самого начала лабиринта, в котором все стены усыпаны бутонами роз, Илай громко вздыхает и тексты литании сыпятся на каменные плиты из его рук.

— Вы... Ох, прошу прощения. — горячо извиняется Илай, спешно опускаясь на колени и собирая пожелтевшие на краях листы. Верхний лист, «литания о всепрощении» — что как не знак осуждения Матери? Или шутка, но, увы, не смешная.

Взгляд Илая, обращённый в землю, скользит по чужой обуви. Она немного запачкана грязью, словно её обладателю пришлось прогуляться по просёлочной дороге. Швы аккуратные, а размер — как у ребёнка. Инквизиторы не носят подобную обувь — наконец понимает Илай и вскидывает голову, обращая свой взгляд на незнакомца.

Илаю хочется сказать ему нечто очевидное: о том, что он не должен здесь находиться; или о том что он явно не принадлежит Церкви. А потом Илай замечает, что незнакомый мальчик напуган и пятится назад будто от жгучего пламени костра во время казни.

— Всё хорошо, ничего страшного. — поднимает Илай ладонь, как если бы хотел успокоить дикого зверя. Он встаёт с колен, удерживая бумагу на книге, с которой пришёл и оправляет чёрно-алую рясу. Все инквизиторы в таком возрасте носят рясы — меняя их на кольчугу только во время тренировок. Илай находит это ужасно неудобным, но терпит как и другие.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — этому его учат. Не только давать бой еретикам, читать молитвы и смешивать бальзамы. Его учат спасать души страждущих, помогать нуждающимся и укреплять чужую веру в Семерых. На миг, всего лишь на миг злость отступает на второй план и Илай испытывает укол совести за то что позволил себе усомниться в собственном пути.

Он всё исправит, всенепременно. Он всё исправит и пустоши снова станут цветущим садом.

+2
ПрофильЛСE-mail
42019-06-20 22:44:06
СТОУН
дикая тварь из дикого леса
Стоун

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА
слуга Хэмиша Пэйтона, последний представитель рода Роу
0 золотых
Сообщений: 870Репутация: +101АКТИВЕН 29 МИНУТ
Незнакомец на него взглянул и... извинился. Мальчишка посмотрел на незнакомца как на небылицу из сказки. Он не привык к тому, что перед ним извиняются. Он с удивлением рассматривал этого человека, не понимая за что тот просит прощения. Боится его, Стоуна? Но ведь он тут чуждый и явно слабее этого незнакомца.

Мальчика нахмурился. Он не понимал этого человека. О был таким же чужим, как и этот город. Корни "каменного леса" наверняка проникли в душу этого юноши. Сцепили. Наверняка он так же гавкает на рынке и грозится сдать страже.

Стоун следит за поднятой рукой, как следил бы лесной зверь, забредший в город. Смотрит исподлобья, напрягается всем телом ожидает удара, шарахается от хрустнувшей где-то ветви. Юноша в черном вежлив, спокоен и не пытается голоса повысит. Стоун делает небольшой шаг назад и медленно расслабляется. Не похоже было, что сейчас сына егеря бить будут. Взгляд у этого человека другой, двигается иначе, не ищет взглядом место для удара.

— Мне? Помочь? — в голосе звучит подозрение, недоверие, удивление. Он не привык, что кто-то помогает ему. В деревню не часто пускают, а дома помощи не допросишься. Да и толку просить нет.

— Я здесь хочу посидеть. Я посижу и уйду. На рынке злые люди, гневные. Рычат. Меня не любит город. Серый. Злой. Чужой. Тут деревья, пахнет травой. Спокойнее. — Мальчишка сделал еще несколько шагов назад. Он не доверял незнакомцу свою спину. Кто знает, что можно ждать от него. не привык ждать ничего хорошего. Зайдя под сень деревьев осторожно сел на землю под деревом, следя взглядом за Черным.

— Ты тут живешь? Это твои деревья? А эти штуки зачем? — Стоун ткнул на книги и свитки. Он не умел читать, считать мог разве что на пальцах рук. Книги для него были загадками, он видел их пару раз, но плохо понимал сакрального смысла их. Он привык спрашивать. Говорить, ка на него не шикнут, не заткнут. Чем больше он смотрел на незнакомца, тем сильнее крепла уверенность, что не будут его бить сейчас. Значит можно спрашивать. Этот тумаками не заткнет.