Жизнь в Дагорте — испытание. На стойкость, осторожность, сообразительность, хладнокровие — и Лисандр, казалось, к этому готовился, но в четырнадцать так легко переоценить свои возможности! Он обжигался, оступался, но, несмотря на это, упрямство всегда вело его, позволяя не падать духом, учиться на ошибках и двигаться вперёд. И лишь одно постоянно кусало его, распространяя по телу горечь вместе с ядом, ведь и змеи от него не защищены — его дядя. Дома-то его за родственника и вовсе не считали, сводили на нет любые упоминания, подтирали остатки памяти, позволяли о нём знать лишь в назидание, как пример предателя, того, кем нельзя становиться. Помнится, в детстве одолевало любопытство — а какой он, Хэмиш Пэйтон, где сейчас находится? Со временем любопытство растворилось в презрении, умело взращённым отцом, а о дяде как-то стало забываться.

Пока, внезапным змеиным броском, до него не доходит насмешливое «видел Хэмиша Пэйтона — просто обезьянка в клетке».

В Дагорте не стоит верить слухам и позволять ядовитым словам проникать до самого сердца, но в тот раз Лисандр не справился, забыл самые простые правила. Отрицание и злость довольно быстро сменились растерянностью и… тоже злостью, но уже другого рода — ведь колкость оказалась самой настоящей правдой. Ещё юный, только взрослеющий, Лисандр в тот момент преисполнился таким презрением, какого не испытывал даже со слов отца. И в довольно резкой манере высказался при приятелях и неприятелях, впрочем, тоже, что Хэмиш никакого отношения к роду Пэйтонов не имеет очень давно. Уже тогда, глубоко внутри, он понимал, что это не совсем так, но отчаянно старался в это поверить.

На время это почти получилось, но с годами, как-то незаметно, многие вещи стали подвергаться вопросам и мысленно оспариваться — он рос и просто верить становилось мало. Нет, авторитет отца по-прежнему оставался незыблемым, но теперь ему хотелось не просто брать что-то за истину, а понимать. Почему-то жизнь как-то разом стала сложнее, непонятнее и противоречивее. Иногда действительно гораздо проще не думать лишнего. Вот только почему-то за последний год мысли чаще возвращались к Хэмишу одновременно с раздумьями о долге и о доме, который поглощала Пустота. Что может сподвигнуть человека покинуть родовое гнездо, где тебя любят (это под сомнение как-то и не ставилось) и заботятся, где твоё место и призвание? Почему кто-то из Пэйтонов оказался каким-то развлечением, и знал ли об этом отец? Наверняка знал, разве маркиз может позволить себе не знать, что происходит в столице? Становилось как-то неприятно от того, что отец недоговаривал, но, с другой стороны, можно понять — почему, так что Лисандр не злился.

А понять всё-таки хотел.

Найти дом оказалось совсем не сложно, он уже подключал друзей к тому, чтобы разузнать правду, но на этот раз самолично встретился с Эдвином Дэбро, не собираясь прикрывать своё желание за чужими спинами. Возможно, так стоило сделать изначально, но что оглядываться на прошлое? Звучит ироничнее, чем хотелось бы.

Дэбро мгновенно вызывает антипатию, и сложно так сходу разобраться: из-за своего вида и манер, или из-за того, что держит одного из Пэйтонов взаперти. Хочется подробно расспросить его о случившемся, но Лисандр себя останавливает — лучше разузнать обо всём от самого Хэмиша, нежели от хитрого коллекционера (кто вообще использует людей как экспонаты?). Всё, что ему сейчас требуется, попасть в такое время, когда не будет никого другого, и, потратившись, ему удаётся этого добиться — маленькая, но ничего не значащая победа, которая может и не окупиться.

Мысли витали самые мрачные.

Под стать им и погода — тёмные тучи нависли над столицей, грозя в любой момент разразиться обильным дождём, но пока сдерживались, словно чего-то дожидаясь; в такую погоду — плащ необходимый атрибут. Лисандр привык гулять по городу не слишком выделяясь, не выставляя знаки своего рода напоказ, чтобы не привлекать лишнего внимания представителей враждебных семейств, но сегодня от этого правила отступил. На рукавах его синего камзола — серебряные змеи, опоясывающие рукава; плащ по краям вышит тонкими, обвивающимися аспидами, почти незаметными, если не разглядывать, и закреплён фибулой, тоже в виде символа его рода. В конце концов, это почти семейная встреча.

Ему не занимает много времени добраться до дома коллекционера или просто время так незаметно летит за тяжёлыми мыслями, опутавшими разум. Когда он спешивается, сердце начинает биться быстрее, его гулкие удары отдают в голову, а пальцы слабеют — Лисандр едва не выпускает поводья. На первый план предательски выходит «а зачем это всё»? А не проще ли вернуться обратно, просто забыв о человеке, который некогда мог называться Пэйтоном? Смалодушничать, отступиться, но зато не волноваться и вообще не думать ни о чём тревожащем? И тут же взбунтовалась вечная спутница его упрямства — злость на самого себя. Он что, всерьёз обдумывает вариант струсить и уйти? Как отвратительно.

Скрипнув зубами, Лисандр оставляет своего коня, убедившись, что о нём позаботятся, и поднимается наверх — в конце концов, он купил своё время, незачем растрачивать его впустую на сомнения и просто глупости. И всё-таки в самый последний момент он медлит — в башне перехватывает дыхание. Неужели он действительно сейчас встретится с Хэмишем, покинувшим их семью так давно, с предателем и трусом? Упрямство подсказывало, что волноваться должен совсем не он, но иначе почему-то не выходило — невозможно представить, что его ожидает. Он совсем не знает этого человека, казалось бы, собственного дядю.

Собравшись с духом, Лисандр заходит внутрь и несколько неловко останавливается перед золотой клеткой в самых смешанных чувствах — до последнего не верил, что такое возможно. Он даже не сразу обращает внимание на людей, настолько его впечатлила и сама клетка, и комната, буквально созданная для экспоната. Для птички в клетке, но никак не змеи. И лишь спустя несколько мгновений замечает другого человека по одну с ним сторону клетки, бросая на него недовольный и неприязненный взгляд — он, кажется, договаривался. Впрочем, своих претензий не озвучивает, пока что, слишком взволнован и заинтересован тоже — подходит ближе к клетке, наконец увидев за прутьями его.

— Хэмиш Пэйтон? — интонации неожиданно вопросительные, хотя какие могут быть сомнения? Благо голос не столько взволнованный, сколько спокойный, сосредоточенный, но Лисандр уверен, рашхасы подери, что во взгляде у него всё равно всё читается. Тяжко взять себя в руки, потому что думает совсем не об этом: разглядывает Хэмиша, внимательно, запоминая черты его лица, невольно сравнивая с отцом, поражаясь тому, насколько же они различны, не только по внешним своим признакам, но даже осанка, взгл[nick]ЛИСАНДР ПЭЙТОН[/nick][status]бездна звёзд[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/27/35/25-1573073701.jpg[/icon][profile]первый сын Киллиана Пэйтона, студент Дагортского университета[/profile]яд — всё другое. Кажется, когда-то ещё он видел портреты дяди, но уже совсем не помнил его облика, и сейчас тот оказался сюрпризом. По какой-то причине ожидалось увидеть чуть более худшую копию отца, а не совсем другого человека: носящего имя их рода, но совершенно незнакомого, и все рассказы о нём как-то разом померкли.

Он сидел подле Хэмиша, смотря и внимая каждому его слову. Вряд ли бы Пэйтон мог найти еще более преданного и внимательного слушателя чем Стоун. Да, не всегда понимал слуга, что говорит ему господин, но оттого не сбавлял интереса к любому слову. Он пытался не только понимать что говорит Пэйтон, но и догадаться, что кроется за этими словами. Его благодетель ни раз ему говорил, что в высшем свете за обычными словами может скрываться совсем иной смысл. Понять эту игру Стоуну пока было очень сложно, но он усердно учился.

— Могу позвать тех, кто развлечет вас. Если пожелаете. — но этого господин сейчас не желал. Он говорил не мало и Стоун уже научился за ленными словами находит истину, порой даже угадывать некоторые желания. Не всегда. Но он пытался. Сейчас же он видел, что в Хэмише что-то изменилось. неуловимо чуял это недавнее изменение, подгадывал его в жестах, словах, взглядах. Его господин был хорошим обманщиком, но Пёс чуял — что-то не так. Однако не мог понять, что именно. И хуже того не понимал, что было виной изменениям.

— Не знал. — Стоун с сомнением взглянул на книгу. — Мало металла и веса. Это должен быть сильный человек. Или высокий. Хотя говорят, что убить можно чем угодно. Мне говорили, что даже листом можно кровь на горле пустить. Врали, думаю. Но можно запихать дист в глотку, тогда человек задохнется. Зачем — не знаю. Есть другие вещи ими проще. Даже в вашей комнате — мужчина обвел комнату рукой. — Очень много вещей. если знать как. — под маской Стоун улыбнулся. Он знал. И это играло скорее на руку Пэйтону. Пёс никогда не кусал руку его кормящую. Он не был дураком.

Господин молчал, отвлекаясь на свои мысли. Стоун некоторое время следил за книгой, а затем отвел взгляд к окну. Промозглая серость покрывала небо грозясь разродиться не то дождем, не то ливнем. Пёс любил такую погоду. Когда на небе хмарь, люди меньше обращают внимание на что-то помимо своего тепла и тяжелых капель. Им плевать на все, а мысли их занимают теплая постель и горячий ужин. В такую погоду приятно думать, что где-то есть место, где тебя если не ждут, то обогреют и накормят. Приятно знать, что ты там нужен.

— Я слышал, на рынке говорили — немного неуверенно начал мужчина, пытаясь позабавить своего господина — Что недавно Вильрота, который с бородой к вам приходил, Жаннет со скандалом выгнала из дома. Шума стояло на всю улицу. И Вильрот в одном исподнем стоял все пытаясь лицо закрыть. — по правде, Стоун не слишком то понимал почему эта новость так радовала моложавых сплетников в хороших одеждах. Но они смеялись так заливисто и глаза их так блестели, что слова их Пёс запомнил. Хоть даже не представлял кто такая Жаннет. Ему просто хотелось порадовать Хэмиша. Хотелось осторожно погладить господина по руке, но приковаться к другим он боялся. Не понимал, когда это уместно. Не научили в детстве, а жизнь не очень то учит сантиментам.

Колокольчик оповестил о том, что к господину пришел очередной гость. Мужчина поднялся и шагнул в тень возле двери. Стоящий рядом вазан парой скрашивал его досуг, когда гость говорил о чем-то скучном и был слишком толст, для того чтобы напасть первым. В такие моменты мужчина с удовольствием блуждал взглядом по причудливому узору. Сейчас же он смотрел на вошедшего пристально. Гость был молод, возможно самонадеян. Стоун поймал взгляд юноши. Псу не нравился этот взгляд. На незнакомца он смотрел настороженно, напряженно и недоверчиво. Был бы настоящим псом — зарычал бы прижав уши к голове. Взгляд опустился ниже и зацепился за узоры на одежде. Мужчина удивленно приподнял взгляд отмечая, что род к которому принадлежит его господин имеет какое-то отношение к юноше.
Доверия это не добавило.

Стоун перевел взгляд на Хэмиша. Взгляд слуги говорил одно — "Я не доверяю маль[nick]СТОУН[/nick][status]дикая тварь из дикого леса[/status][icon]http://s8.uploads.ru/xz9s6.png[/icon][profile]слуга Хэмиша Пэйтона, последний представитель рода Роу[/profile]чишке". Так уж вышло, что у Стоуна вообще никогда не было пиетета перед родственниками. Да и что вообще в таких связях может понимать человек, убивший собственную мать?

— Прошу Вас воздержаться от резких слов и движений, дорогой гость. — Стоун чуть поклонился незнакомцу — Благодарю, за понимание. — ему не нравилось звучание фразы, не нравилось ее длина и смысл. Не нравилось кланяться этому юнцу. Но уговор есть уговор. Он относился с почтением к гостям господина, хотя часто они этого не заслуживали. И тихо радовался тому что маска скрывающая нижнюю часть лица отлично могла прятать презрительную ухмылку.

В Лисандре — так он представился — заговорила молодость. Глядя на смятение, которое обуяло его, Хэмиш вспомнил и самого себя в этом возрасте: в возрасте, когда мир рушится, чтобы быть отстроенным заново.

— Не каждый вопрос можно решить деньгами, мой дорогой племянник. — неожиданно серьёзно ответил Хэмиш, хотя во взгляде его залегли дикие смешинки. — Или влиянием, помноженным на хорошо подвешенный язык.

Он принял предупреждение Стоуна спокойно, коротко кивая ему в знак одобрения. От Лисандра, впрочем, этот жест едва ли ускользнул.

Время, отпущенное на разговор по душам тем временем утекало сквозь пальцы. Хэмиш взвесил книгу на ладони ещё раз и отложил её в сторону, на столик подле решётки. Ему жизненно необходимо было прикоснуться к чему-то материальному и крепкому, чтобы ощутить под ногами почву и хотя бы малую уверенность в собственной позиции — в отрицании собственного заточения — а потому Хэмиш опустил на прутья ладонь и прошёлся от одной стороны к другой, собирая кожей идеально гладкий металл.

Медленно расхаживая вдоль, он продолжил:
— Большая часть лордов полагает, что вес в обществе важнее всего прочего. Большая, но не все: твой отец, например, не из таких и я выставил бы себя круглым дураком, не признав этого.

— Хотя это не отменяет его отвратительной заносчивости в иных вопросах.

Лисандр, бесспорно, был сыном своего отца: вспышка, последовавшая за этим лёгким уколом не заставила себя долго ждать, но Хэмиш не обратил на неё и доли внимания, какой она заслуживала. Вместо того он обратил свой взор на другое: в первые минуты Лисандр растерялся — он не был готов ни к разговору, ни к насмешкам, взращенным на пустом месте. А значит, дела обстояли совсем не так, как Хэмиш то изначально себе представил.

Он хмыкнул в усы, признавая промах — на своих ошибках следует вовремя учиться.

— Стоун останется. — жёстко отрезал он, останавливая себя на полушаге и отстраняя от прутьев ладони. Это вышло так резко, как если бы Хэмиш обжёгся об открытое пламя. Так и было: пламя, взвившееся во взгляде Лисандра заставило его усомниться в необходимости этого разговора. Он прочёл в этом пламени любопытство — ещё одну блажь недолгой юности.

Ныне настали сложные времена и любопытство совсем утратило свою ценность. Оно стало опасным — думая об этом Хэмиш вновь вспомнил запах пепла. Сколько бы Церковь не пыталась скрыть эту вонь ладаном и смесью душистых трав, вонь оставалась собою навеки. Как и подонки, ложащиеся в могилы оставались подонками там, под защитой яблоневых кущ.

Настроение Хэмиша изменилось быстро. Вообще-то, он давно перестал следить за ним и не пытался выдать себя за кого-то иного. Он всегда был порывист, как штормовой ветер и не изменил своим привычкам сейчас. Его оценивали: о да, Хэмишу это было известно прекрасно. Но даже сидя в тени клетки он не прятался, а лишь наоборот — выставлял себя напоказ.

Этого ведь хотел Эдвин? — зло подумал Хэмиш, но внешне стал веселее сошедшего на сушу моряка.

— Будь у меня дети, в самом деле, я и тогда доверял бы ему больше, чем им. — громко заявил он, отворачиваясь к окну и сцепляя за спиной руки. Ветер принёс с собой прохладу, развевая атласную ткань и Хэмиш с большим удовольствием глотнул свежего воздуха, прежде чем снова обратиться к Лисандру.

— Столько кинжалов находят беззащитные спины, дорогой племянник, что впору даваться диву. — Хэмиш загнул пальцы, словно и вправду пересчитывая. — Знай твой отец где ты находишься, принял бы он это за предательство?

Слова прозвучали жестоко, но голос Хэмиша на деле остался бесцветным и то — при всех тех богатых цветах, что он постарался придать ему внешне. На самом видном месте, припорошив свою речь грубой насмешкой над собственной семьёй, он спрятал всё: глубокую горечь и боль неминуемого поражения.

А потом, Хэмиш заставил себя повернуться, подставляя ветру не лицо, а спину:
— Спрашивай.

Поза его наполнилась уверенностью, но кончики усов задрожали, выдавая душевное волнение.

Едва сдерживаемое раздражение распалялось с каждой секундой всё сильнее, растекаясь по венам будоражащим огнём — лава вместо крови. Он словно попал на лекцию в университете, где напыщенный преподаватель рассказывал максимально скучные вещи самым важным тоном, посматривая со снисхождением с высоты своих лет. Кто спорит, жизненного опыта у него, может, и больше, но недовольство всё равно вызывает. Досаждали и насмешливые взгляды обоих, впивающиеся куда-то под кожу иглами; в беглом определении роли этого стража произошла ошибка, но насколько глобальная только предстояло узнать. Не возникало и малейшего желания вникать их отношения, но игнорировать понимающие взгляды и схожие реакции обоих невозможно.

Лисандр кидает взгляд на стража, но не задерживает, вновь обращая своё внимание к дяде, продолжающего монолог, кажется, звучание собственного голоса доставляло ему удовольствие. Подумалось, что тот неплохо смотрелся бы за кафедрой, расхаживая точно также и самозабвенно о чём-то рассуждая, но, желательно, только так же за клеткой, не обязательно с золотыми прутьями. И от подобных злых мыслей Лисандр несколько опомнился, разжав пальцы, и не заметив, в какой именно момент сжал их в кулаки так, что заныли костяшки. Он ведь и пришёл сюда послушать истории; игнорируя взгляд стража и не в силах поймать взгляд Хэмиша, нежелающего останавливаться и, казалось, погружённого в собственную речь, нежели в происходящее, Лисандр вновь начал успокаиваться — и ведь правда, как в лектории.

Мысленно иронизировать вышло недолго: колкость в сторону отца мгновенно вызвала новый эмоциональный всплеск, но на этот раз не злость, скорее неприязнь. Его отец — великий человек, приложивший немало труда, сил и средств для помощи простым людям; для объединения юга; для вивисекторов; для разведения лошадей, которыми гордились далеко за пределами Дагорта, тогда как Хэмиш просто сбежал, а после устроился тут в тепле, не выглядя ни голодным, ни несчастным, скорее скучающим, но разве не сам в этом виноват? Сомнений в этом даже не возникало.

Погружённый одновременно и в свои мысли, и анализ слов Хэмиша, Лисандр едва заметно вздрогнул, не ожидав резких движений и смены интонации, словно штиль сменился штормом в одно мгновение. Растерянность вызвали и сами слова: потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что Стоун — этот самый страж; с последними нотами раздражения промелькнула мысль, что имя — это дань его интеллекту. Невольно взгляд вновь соскользнул на Стоуна, в глазах вместо насмешливости и враждебности читалось такое обожание, направленное на Хэмиша, просто поразительно. Кажется, его догадки изначально оказались достаточно правдивыми, не угадал он только с лояльностью.

Весёлый и громкий голос Хэмиша вновь заставил вернуть к нему внимание, оседая на душе едкой горечью. Если собственные дети, кровь от крови, вызывали бы меньшее доверие, нежели какой-то наёмник, то что говорить об остальной её части? Конечно, рассказано немало историй, в которых отцы боялись старших детей, желающих скорее унаследовать титул; в которых дети страдали без внимания или от тиранического характера родителей — в таких всегда рядом есть верные слуги, любящие и любимые сильнее родни. Вот только с собственной семьёй Лисандр подобное соотнести никак не мог, сильнее проникаясь позицией отца.

— Я нанёс Вам визит, а не сбежал из дома, не оставил семью, — негромко заметил в ответ, подозревая, что тот и не требовался. Разглядывая складки на белоснежном атласе, Лисандр всё ещё обдумывал вопрос: имея очевидный ответ, не являлся ли он очередной колкостью? Вот только с какой стати язвить тому, кто сам выбрал себе незавидную судьбу — от старых обид? Или злости на себя? На губах промелькнула лёгкая улыбка, прежде чем он резюмировал: — Не думаю.

Злость окончательно улеглась. Раздражение — это яркий, искрящийся цветок огня, пустивший корни в разум, ослепляющий и толкающий на порывистые движения. Он уже рассыпался пеплом, но ему на смену пришли чувства более глубокие, тревожащие: невидимой паутиной оплетало сердца неприязнь и тревога. Где-то глубоко в своей душе, куда он предпочитал не заглядывать сейчас, теплилась надежда, что отцовские постулаты относительно дяди развеются за старостью лет и давностью событий, да и всегда есть вероятность недопонимания, но пока он скорее укреплялся в своих убеждениях. Лисандру претила сама мысль раздробленности их семьи, даже если её члены не такие сильные и благородные, как отец, с ним и король не сравнится. С другой стороны, он давно понял, что редко бывает так, хочется. Даже если ты лорд, а в некоторых случаях именно поэтому.

Их взгляды столкнулись, стоило Хэмишу развернуться от окна; резкий порыв ветра прошёлся по щекам, играючи взъерошил волосы. Только сейчас закралась неуместная, казалось бы, мысль: Хэмиш выглядел эффектно. И дело не столько в одежде, красиво контрастирующей с кожей, даже не в усах, сколько в его жестах, позах, интонациях. Лисандр хотел запомнить этого человека, вне зависимости от того, чем именно закончится эта встреча эмоционально, но теперь знал, что и при всём желании забыть уже не сможет.

Вопрос застыл на губах, не успев сорваться — Стоун отвлёк на себя, двинувшись ближе к клетке, и, признаться, Лисандр о нём несколько подзабыл, отвлечённый Хэмишем. В голове будто что-то щёлкает: кость, взгляды, эта преданность и желание быть как можно ближе к охраняемой клетке — да это же собака. Что ж Хэмиш действительно устроился гораздо лучше, чем представлялось при словах «Пэйтон в клетке», и в некотором роде это заслуживало уважения. Стоун, впрочем, всё равно нисколько не симпатизировал, что, в целом, невозможно сходу испытывать к человеку, скрывающему своё лицо.

— Сожалею, если показался грубым, мистер Стоун, — Лисандр прижал ладонь к груди и слегка склонил голову в знак извинения. Он не насмехался, предпочтя колкости обезоруживающую вежливость. В городе, где приходится быть осторожным и постоянно оглядываться, она не раз выручала. Для вежливости достаточно быть отстранёно-спокойным, а не искренним. — Я сделал поспешные выводы. Приношу свои извинения.

Лисандр выпрямился, задержав на Стоуне взгляд не более, чем на пару секунд, после чего обратил взор к Хэмишу. Хотелось надеяться, что тот не исчерпал всю энергию на лекцию чуть ранее и пожелает продолжить свои монологи, вот только нельзя не ощутить, что перед ним не просто какой-то человек, рассказывающий истории. Из всего им сказанного значения имели только короткие фразы, всё остальное лишь красивые обороты — шелуха.

— Почему Вы здесь? — наконец спрашивает, глядя пристально и внимательно. Он надеется, что на этот раз Хэмиш будет смотреть в ответ, но сомневался в этом.

Конечно, он хотел знать, почему Хэмиш сбежал из дома — что на такое вообще может побудить? Почему связался с Дэбро? Почему не вернулся домой? Любопытство подавить не так-то легко, но сейчас он спрашивал совсем не об этом.[nick]ЛИСАНДР ПЭЙТОН[/nick][status]бездна звёзд[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/27/35/25-1573073701.jpg[/icon][profile]первый сын Киллиана Пэйтона, студент Дагортского университета[/profile]

Хэмиш не хочет смотреть на него, уводит взгляд выше, выразительно хмурится и молчит, в контраст с самозабвенной болтовнёй ранее. Лисандр не торопит, напряжённо замерев на месте, словно натянутая струна, не шевелится, опасаясь сбить с мысли; краем глаза замечает молчаливо стоящего рядом Стоуна, тот тоже не вмешивается. Устанавливается гнетущая тишина, наэлектризованная, как воздух перед первым ударом молнии, а потому так отчётлив гул ветра за окном.

И даже он на какое-то мгновение замолкает, за секунды перед разразившейся бурей — не на улице, а в поделённой надвое комнате. Хриплый голос — рокот грома, а глаза мечут молнии: ярость этой грозы насколько осязаема, что хочется отшатнуться, прикрыть лицо плащом, но едва ли удастся — водоворот эмоций утягивал за собой. Этот всплеск настолько неожиданный, что Лисандр не злится, не теряется, а просто слушает — внимательно, ведомый звучанием мрачного голоса человека, пережившего немало неприятных моментов, тяжёлым прошлым повисших на спине.

Понимание и недоумение борются в нём с переменным успехом, не пропуская иных эмоций. Это так дико: жить в семье, раздираемой склоками и спорами, когда супруги не могут прийти к одной точке зрения, когда дети не любят родителей. Слишком сложно взять в толк, принять как данность для того, кто рос в любви и постоянно напоминании о долге перед семьёй. Лисандр никогда не считал его обременительным, не видел своё будущее мрачным, хоть и понимал, что определённые жертвы придётся принести и ему, но ведь он — сын своего отца, наследующий титул и всё к нему причитающееся. Долг твердил, что все они должны жить на благо рода, семьи и людей; ведь так и должно быть, что младшие поддерживают старших и наоборот. Тогда откуда это сочувствие?

Поразительно то, насколько разнятся впечатления по приходу и сейчас: думая о звере в клетке вначале, Лисандр и не подозревал, насколько это может оказаться близко к истине. Хэмиш напоминал уже не красивую птицу всем на потеху, а мечущегося в клетке рахшаса: порывистые движения, рычащий голос, горящие яростью глаза. Беда рода Пэйтонов. Лисандр ловит себя на мысли, что Хэмиш почти не упоминает отца в этой истории, не говорит, чью сторону тот занял, но в глубине души понимал, каким будет ответ. Наверно, от своего брата он хотел бы того же, что его отец, что дед — от собственного сына. Почему-то стало неприятно.

Когда Хэмиш возвращается к прутьям, то наконец-то смотрит — прямо в глаза, вопрошая. И этот вопрос не просто неудобный, он невозможный — Лисандр не может представить себя не тем, кем он сейчас является. Кто бы стал от него избавляться? А даже если это так… если бы отец сейчас отправил его куда-то, чтобы помочь их роду, пришедшему в упадок дому, разве можно отказать? Будь то брак по расчёту или поход в Пустоту. Он родился сыном лорда — это его судьба, его рок. И всё-таки Лисандр не стал отвечать, даже в его голове подобное звучало слишком высокопарно и не могло отражать реальность, пока подобного не случилось.

Вместо этого он делает шаг к клетке, встав почти вплотную, и смыкает пальцы на золотом пруте. Плащ распахивается; свет играет на серебряной змее, ползущей по синему рукаву.

— Так вопрошаете, словно сама мысль покинуть семью Вам претила. И всё-таки Вы ушли, — голос спокойный, но немного мрачный. Он по-прежнему не понимает, не может взять в толк, зачем требовалось уходить, если, по его же словам, и так пытались выгнать, избавиться. Самому уйти лучше? И оказаться в клетке. — Неужели карьера инквизитора или учёного хуже неволи?

В отдалении Хэмиш в своих одеждах казался высоким, но сейчас стало очевидным, что разница совсем невелика — это подмечается как-то совсем отстранённо, почти вскользь. Действительно же привлекают внимание глаза Хэмиша, что вначале показались карими, но сейчас отчётливо заметно плескавшееся в них золото. Удивительно. И одновременно очередное напоминание того, насколько дядя и его отец не похожи между собой, только теперь это радовало. Оказалось, что Хэмиш личность куда более интересная, чем предполагалось; казалось, Лисандр начал его понимать, видя не столько пороки, расписываемые ему всеми, сколько слабости. Наверняка Хэмиш чего-то недоговаривал, утаивал часть своих обид, и Лисандр сомневался, что сможет пробиться так глубоко в чужую душу, как и сомневался в необходимости. Ему важно иное.

— Почему Вы не вернулись, когда дедушка умер? — взгляд пристальный, вопрошающий. Отцу многие вещи пришлось встречать одному: и смерть родных, и войну с Берриганами, и пришествие Пустоты. Невозможно представить, как повёл бы себя отец, напомни о себе Хэмиш в эти времена, но Лисандр хотел надеяться, что принял бы. Они, в конце концов, семья, пусть со своими пороками — Натаниэля с его тягой к дуэлям никто не порицает ведь. Не так сильно, как следовало бы, по крайней мере. — Почему не дали о себе знать?

Тени пролегли ещё глубже под ярким светом ламп, и небо за спиной Хэмиша потемнело сильнее. Послышался глухой стук первых капель, окропивших грязные улицы и ворвавшихся неровным строем в комнату с новым порывом резкого ветра, уколовшим кожу. Лисандр крепче сжал прут — тихо скрипнула кожа перчаток — не собираясь отходить.[nick]ЛИСАНДР ПЭЙТОН[/nick][status]бездна звёзд[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/27/35/25-1573073701.jpg[/icon][profile]первый сын Киллиана Пэйтона, студент Дагортского университета[/profile]

Стоун не ждал такого поворота событий. Он ожидал оскорблений, претензий со стороны юнца, да даже скучных разговоров о политике. Но то, что он видел было более откровенным и личным. Эта парочка словно лезла друг к другу под кожу, пытаясь дотянуться до сердца и... уничтожить? Стоун не знал зачем, какого черта сейчас здесь вылились все обиды, вскрылись недосказанности которые, вероятно, висели между этими двумя долго. Не получавший тепло от своей семьи, Пёс не мог взять в толк поначалу, почему такие глупые слова и вопросы бьют так больно по обоим.

Он чувствовал себя чужим. Он был тут чужим. Как и везде, но не мог оставить в таком состояние человека, который проявил к нему столько участия. Сам Стоун никогда не спрашивал Хэмиша о прошлом, не бередил старые раны. Ему, по чести, вовсе плевать на то, кем и чем был его господин. Ему ли, убийце и разбойнику кривить нос? Мужчина никак не понимал отчего в словах обоих Пэйтонов столько горечи. Он не видел ничего ужасного в деянии своего покровителя, ничего такого, чтобы так выворачивать наизнанку душу.

Игры высокородных были не только непонятные ему, но и глупы по своей сути. Видимо со скуки они рвали души друг другу. А чем еще заняться, если ты не думаешь каждый день о том, чтобы найти еду, кров и возможность залатать прохудившиеся сапоги.

Мужчина еле слышно вздохнул. Зря мальчишка сюда пришел. Не принес ничего хорошего. Только горе его господину и смятение тебе. Глупый ребенок. Глупый и опасный. Наёмник напрягся когда Лисандр сделал шаг к золотой клетке. Взгляд направленный до этой поры на Хэмиша впился в его племянника. Рука сама скользнула на кинжал висящий на поясе. Он не своджил свой взгляд с мальчишки до тех пор, пока не прозвучали слова господина.

Стоун с удивлением взглянул на Хэмиша, затем в окно, где разразилась буря. Во взгляде читалось непонимание, но его господин видеть не мог. Пёс не понимал, зачем проявлять такую заботу о том, кто не принес тебе ничего хорошего. Раз нашел дорогу сюда, значит и обратно сможет убраться. Да и под дождем не растает, не из песка же. Бояться разбойников в такое время тоже не стоит. Не многие хотят мочить свою задницу ради возможного заработка. разве что самые отчаянные.

«Так зачем?»

Но в слух этого Стоун не произнес, лишь делая шаг оттесняя Лисандра от решетки.
— Как скажите, господин. — произнес с Стоун ниже, чем обычно. Хэмиш знал, что так его верный слуга говорит когда пытается разобраться в чем-то, но у него никак не выходит.

— Нам стоит идти. Гость. Я провожу вас. — совершенно скучно и бесцветно отозвался наемник. Он следовал за Лисандром и лишь у самого выхода из башни задержался, чтобы подхватить шляпу и плащ.

Ветер на улице свистел, а капли хлестали немногочисленных прохожих словно возница лошадей.
— Куда нам следует идти? — уточнил Стоун. Только сейчас он задумался, не был ли этот приказ частью плана Хэмиша. Может он хотел узнать, где живет малец? Хотя это можно было сделать и намного легче, не выгоняя Пса на улицу. Впрочем самому наёмнику такая погода была по нраву.  на секунду он даже поднял голову, позволяя стихии швырнуть в его лица рой капель.

— Вы не имеете права его судить. — произнес наемник переведя свой взгляд на мальчишку. Смотреть приходилось сверху вниз. — Вы слабый. Вы никогда не голодали. Не знали нужды. не принимали по настоящему сложных решений. Не можете судить и понять. По человеку всегда видно. Каждое решение...хм... — Стоун чуть нахмурился, пытаясь подобрать слово. — Как зарубка на дереве. Кора может и заживет, но след будет. — наемник качнул головой — Нет, вы ему не судья. — Стоун часто молчал, но несмотря на это по многим вопросам у него было свое мнение.[nick]СТОУН[/nick][status]дикая тварь из дикого леса[/status][icon]http://s8.uploads.ru/xz9s6.png[/icon][profile]слуга Хэмиша Пэйтона, последний представитель рода Роу[/profile]